Эта
маленькая книжечка была написана в 1945 году достаточно пожилым человеком и
писателем. Ему было 79. Он был болен. Он не был уверен в том, что успеет
написать ещё что-то (хотя успел, дожив до 90 лет). И он решил выразить то
главное, о чем он писал практически всю свою жизнь. Может быть, знатоки литературы подскажут мне,
кто ещё делал подобное. Но я таких случаев больше не знаю.
Но это не
первый подвиг в творческой биографии Антеру де Фигейреду (так звали писателя). Первым
подвигом было само писательство. Это не было его призванием. Это было, кажется,
единственным выходом. Потому что с юности Бог наградил его слишком слабым
здоровьем, чтобы он мог заниматься каким-то трудом постоянно и планомерно. Оставалось
– только писать, когда здоровье позволяло. Он написал несколько рассказов и
даже один роман. Но только в 38 лет с ним случилось чудо – он создал совершенно
гениальный роман: это был роман в письмах, написанных от лица влюблённой
женщины. Если вы не знаете, что эти письма выдуманные, вы никогда не поверите,
что они не настоящие. Я перевела этот роман, и да, были люди, которые, читая
его, решили, что читают подлинные письма и очень переживали за писавшую даму.
Роман был не
просто высоко оценен. Он был очень высоко оценен. Португальские интеллектуалы
того времени поняли, что на небосклоне португальской литературы зажглась новая
звезда.
В этот
момент Антеру де Фигейреду совершил новый немыслимый подвиг. Он отказался
писать в так удавшемся ему жанре «светского романа» и постепенно начал искать
другую форму романа, которая бы повествовала не о героях и человеческих
страстях, а о пути человеческой души к Богу. Он нашел её. Как минимум четыре
романа написаны в этой непривычной для европейской литературы форме.
И вот, в 79
он попробовал выразить то, что хотел высказать в своих романах, боясь, что не
успеет написать больше…
ЮГрязнова
Antero de Figueiredo
O Escândalo do Espirito
Антеру де Фигейреду
Скандал Духа
Введение
Если Истина, обнажённая и жёсткая, становится поразительным
скандалом, взрывающим бесконечные просторы Лжи, не менее возмутительно извещать
о Духе перед лицом Материи, в которую погружаются, оскотиниваясь, тела, с
удовольствием проводя там время и беззаботно растрачиваясь. Меж теми, кто его
признаёт и теми, кто его отрицает, есть те, кто так ценит и обожает самих себя
в своих свободных размышлениях, что встречает его презрительной усмешкой и
пожиманием плеч, с трусливым испугом публичного признания метафизических абстракций - так случается с теми, кто не хочет часто
показывать себя верующим, находясь (будучи при этом так или иначе религиозным)
среди интеллектуальных рационалистов. Вот Инстинкт, тот демонстрируется с
бесстрашием, самодовольством, пафосом; но провозглашая праздник жизни в
свободном действии эти, кто так кичится этим, на самом деле лишь рабы: чувства
их подчиняют, тиранизируют, пускают в галоп, стягивая рот уздой, и заставляют
падать в пропасть с вахкхическим криком острого наслаждения или тихим напевом невыразимого
удовольствия. Дух! Кто сегодня отдаёт себе отчёт в том, что он существует, и
что его указующий перст - есть перст главного рулевого в жизненном курсе; его
открытая рука – рука главнокомандующего, который вершит Добро; его повеление –
это Светлое внутреннее повеление всего лиризма влюблённых душ и всей Красоты?
Кто его замечает, кто почитает, кто говорит о нём открыто остальным? Редкие
голоса в Пустыне – скандальные Голоса!
Вот что значит заголовок этой книжечки.
* * *
То, что вы далее прочтёте – это предисловие к двум новеллам,
которые надо завершить. Сомневаясь, что в нашу эпоху бурь, которые
распространяют по лузитанской земле разрушающие ураганы всех родов страданий,
включая те, которые препятствуют свободе мысли, определяют поведение, даже если
оно пока сохраняется в порядке, преследуют благородные идеи, подвергают цензуре
честные речь и письмо, наступают на молящееся горло, я найду время, мне
достанет здоровья, не пройдет желание, и не уменьшится мой талант, чтобы я их
со всем вниманием закончил; и вот в этом сомнении я решил преждевременно
опубликовать эти страницы чистой по стремлению и по форме прозы, в которой утверждается, возможно, с ещё
большей чистотой и ясностью то, что было написано в предисловии к моей книге
«Добрые люди»[1], в словах
персонажей (которые были лишь в их мыслях) книг «Последний взгляд Иисуса»[2],
«Высшая любовь»[3],
«Фатима»[4],
а также в некоторых комментариях к «Испании»[5],
а что имплицитно содержалось в строках и между строк этих книг в отношении
вопроса «Духовности в Искусстве», короче говоря: совершенная пластичность,
предшествующая совершенному духовному образованию. Я настаиваю на этом,
поскольку считаю в высшей степени уместным, чтобы мы в искусстве литературы
отдавалось бы предпочтение душе перед телом, способностям перед инстинктом,
жизни высшей перед жизнью низшей, тому, что во всём, всем и для всего возвышает
благородство Человека.
Перед лицом вездесущей нерешительности следует утверждать
уверенность в неуверенности, беспокойству даровать спокойствие, дезориентации -
точный курс и мучающимся в Сомнении – отдохновение найденной Истины.
Разделённость – хаос множества частичных и запутавшихся голосов – должна
лечиться живым примером единства точек зрения, в ясности и благородной силе,
которые, как жёсткий шип, разрыхляют землю, уверенные в себе, и не ведают, что
могло бы их заставить уклониться.
Перед безразличием, апатией, грязью общей лжи в словах, во
взглядах, в улыбках многих и многих нужно срочно сеять Идеал, заполнять
доверие, укреплять волю; оздоровлять, побуждать к сомнению и очищать совесть. В
трусливом молчании, в мысленной осторожности, в систематическом уклонении, в
игре притворной любезности между индивидуумами с враждебными противоположными
идеологиями, эгоистический напор одних, грязная уступчивость других, вынуждает
честность настоящих португальцев определять позиции, укреплять характер в
изменчивое время бредовых идей и неосознанных мнений во времена эпидемии ненадёжных
душ. И более того заставить себя кричать в развращённых городах, загрязнённых
селах, в больных деревнях, на горах и на холмах, в долинах и на пляжах, на
лугах и дорогах, на берегах рек, и на кромке речушек; кричать братским душам,
где бы они не были (есть и до сих пор столько людей с чистыми душами жаждущих
Истины, Справедливости, Мечты!), чтобы они начали создавать насущный, не
терпящий отлагательства Духовный Фронт, который бы от всей души наставлял тех,
кто пылко и смиренно хотел бы учиться, а также чтобы лицом к дулам, грудью под
пули – отвага чистоты! – дать сражение проникновению тенденциозных идей,
роковым урокам, гибельным ошибкам. Необходимо быть на страже простодушных в
доброй вере, чтобы они могли бы защититься от тех (под маской радушной заботы,
притворного политического безразличия и религиозной терпимости, этот, раз за
разом, укол насмешливой иронии против верующих, оставляя гуманитарно в стороне
небесные блага), кто тайно и скрытно служит систематической дехристианизации. И
наоборот, христианизировать сердцевину этого деизма, рассеивать бы язычество у
тех созданий, чье существование поглощено лишь наслаждением и стремлением к
наживе, исключительно материальными интересами, в которых жестоко господствует
эгоизм: слепой, глухой, немой ко всем родам несчастий, начиная с голодных,
оборванных, кого жизнь испортила и сделала преступниками, а также к тем, кто
взывает к справедливости, основанию пирамиды, вершина которой устремляет свой
прямой взор к Божественному.
Всё это отражается в искусстве, особенно в поэтике –
разоблачительнице по преимуществу – сегодня (за редкими исключениями) робко
служащей тем, кто вслушивается лишь в собственные тихие голоса, а не в крики
толпы.
Одни, без полёта таланта, заняты самыми незначительными
вещами, через которые проявляются культи их ощипанных крыльев, подобные тем,
кто, не имея талантов, чтобы сообщать высокие идеи, и сильной чувствительности,
чтобы рассказать о лихорадящих, нервных, безгласных, сгибающих и дьявольских
эмоциях, тщатся быть яркими ораторами с серебряным голосом, изяществом,
прекрасными жестами.
Другие, утончённейшие, растрачивают свою тонкую
впечатлительность в лиризме, свои умения в текучих композициях, где чистое
искусство подобно бризу, туману, неопределённому следу, знаку смутных
недомолвок…; но почему в этих стихах, почти во всём, Вдохновение нелюдимо, мало
поле действия души, в Жизни лишь предчувствия земли, перспективы узки – в таких
стихах их тончайший звук (слышная лишь им) удовлетворяет их личное наслаждением.
Однако есть те, с чутким умом и мечтающим сердцем, которые
стараются, чтобы их души в ликовании поднимались к Небесному Духу, туда, где есть
священное чувство прекрасного и земная истина; но они, не имеющие точки опоры и
ограды – умы, стоящие на открытом ветру – плохая компания с необразованной
мыслью, мыслью, сбившейся с пути, вязкой, они распяты на нетерпеливом
беспокойстве волнений, неуверенности, сомнений, слабостей, безнадёжности, если
не бредового богохульства – и уже их поэтические желания говорят, наряду с
мерцанием подлинного света, об унынии и нужде мыслителей-неудачников, которые
просят милостыню спасительных мыслей у Бога.
И, таким образом, одни и другие, и третьи, находясь за
пределами золотого Света, спускающегося с Неба, компрометируют Искусство,
которому всегда следует парить высоко над злом века, чтобы, вне зависимости от
века, в своей вечной бесстрастности (взор ясный и чистый всматривается в
Запредельное запредельного) реагировать на сияние Высших Истин, которые Красота
обожествляет, и, радуясь, переносить человеческие сердца, от рождения тоскующие
по полёту и по принятию Высшего –
чудесной пище Духа-Творца!
Предисловие
«Сердце – это всё» /Ривароль[6]
Жить, мечта! Мечта – это пища
воображения, огонь лирической крови, сияющее возбуждение, поэтическая Благодать
– лестница Иакова, по которой поднимаются и спускаются ангелы Фра Анжелико с
крыльями цвета магнолии, волосами цвета зелёного золота, каким просвечивает
солнце в ветвях высоких деревьев, с руками и лицами лилейно-карминового атласа,
а на этих херувимских лицах выражение божественной радости, покрывшей их
божественным образом.
Мечтать – значит жить внутренней
жизнью Реальности, превращённой в Красоту, которая её своим искусством
облагораживает и благословляет; мечты в усиливающемся лунном свете становятся
уже святыми стремлениями: этот религиозный экстаз – самый подлинный среди всех
утопий, проблеск Совершенства. Потом, в аскетической настойчивости (о, сколько
драм, сколько трагедий на этой дороге жертвоприношений столь же светлой, сколь
и горькой) – высшее отречение! И, наконец, голубые горные хребты, безлюдные и
свободные – чистейшие вершины Духа в экстазе Любви. Но кто их достигает, кто до
них добирается?
* * *
Жизни, пришедшие к святости – это противоречивые субъективные
новеллы (каждая со своим местом, своей мерой, цветом, светом и лицом) об
огромных внутренних битвах: после того, как там научатся видеть чужие дефекты и
избегать их, признают собственные и избавляются от них, выдёргивают их; но
самое сложное вот что: даже когда все простили тебя, упорствовать в суровом
наказании самого себя. Разъярённые зубы кусают, усиливаясь, руки борются с
обольстительной силой дьявольских страстей; идёт внутренняя борьба меж
неукрощёнными чувствами и управляющей мыслью, иногда так опасно оказаться в бою,
который обескровливает тело, истощает душу, но, в конце концов, он очищает душу
и прославляет её. В этом порыве Духа всё подчинено с отвагой, золотом и мечтой Божественной
Любви под давлением необходимых: сознания, по-здоровому щепетильного, угрызений
совести, чувствительности, восприимчивости. Сколько раз на «перекрёстке»
человеческой мысли и чувства душа колеблется: Север-Вера – полярная звезда,
Юг-Разум – порывы ветра, Восток-Истина, там восходит Солнце, Запад-Сомнения,
там Солнце заходит!.. И в призванных душах, хотя ещё и нерешительных в принятии
курса в мистической «Розе Ветров», возникают мучительные дискуссии между
томлением и нерешительностью: то широкий полёт к Небесам, то падение и
кораблекрушение внизу. Слаб голос Добра, говорящий тихо, но как фанфары звучит
пьянящий металл, а также лукавая сладость, притяжение очаровывающего греха – и
эти жизни, жизни тех, кого любит Небо, являются романсами Бога! О, как
невыразимо трудно победить свободу нашей души!
Подобные жизни, в которых горе страдания поддерживается и
управляется сознанием и спокойной радостью выполненного долга и предвкушаемое
блаженство вызывает божественную лирику в избранных душах, услаждает и
укрепляет их; подобные жизни, униженные и побеждающие, раздавленные и полные
триумфа, вот те биографии, которые Господь любит, его любимое чтение: романсы,
набранные на Небесах и изданные на Земле.
* * *
Писатель будет в одно и то же время объективен и
субъективен, поскольку произведению искусства следует быть творением
человеческого древа, прочно укоренённым в земле, с кроной, которая поёт, молясь
Бесконечному Синему Пространству. Абсолютный писатель – этот тот, кто
религиозно упражняется в Сверхъестественном и в размышлениях о Вечности;
достаточно понимает, чего может достичь метафизика мысли; его трепещущая в волнении
душа пылает в прекрасном и этичном чистом зове; отточенный ясный ум, которому
следует находятся вместе с восторженным талантом, чтобы лучше служить ему;
абсолютный писатель этот тот, кто, будучи мягким в чистом свете солнца,
обладает, кроме этих достоинств, рукой справедливой, лёгкой, мудрой, чтобы
учить, воплощать наивысшее чувство прекрасного, состоящее в том, чтобы облекать
дух в форму: раскрывать субъективность, которая существует в его (духа)
объективности. Искусство без тайны – это строфа без поэзии. Плох тот художник,
который не вызывает вовне через своё произведение то, что только он чувствовал
и видел внутри себя, плох тот художник, который не обладает внутренними
чувствами, чтобы соткать из неосязаемой красоты прекрасную истину, на которой бы
задержались, ослеплённые, его внешние чувства.
В этом чудесном случае писатель – лишь антенна, которая
собирает драгоценные камни слов Творящего Слова, музыкальную фразу,
составленную в Небесах, внутреннюю структуру времен со своим светом, цветом,
звуком, оттенком, ритмом и (превыше всего!) ту божественную тонкость
Вдохновения – радужное пламя, золоченую вершина – которым Небо подгоняет
слабого человеческого творца с его случайной природой.
Уже пришло время для того, чтобы случились подобные романы.
Но с каким умением они должны быть выполнены, чтобы то, что в них было земного,
так же по-земному пустило бы корни в боли и радости, в ранах и цветах; чтобы
искусно вплеталось реальное; чтобы постоянно в тисках страстного стремления
сохранялся бы один интерес, однако, повторимся, что всегда в писателе-творце,
благодарно и с мольбой славящем Бога, пребывает тот божественный элемент
(пятидесятница артистической Милости), соединяясь с которым и достигают
Сверхъестественного, где находится трансцендентная причина всего, что
существует!
* * *
С так расположенной душой, так обученным мышлением, так
оснащёнными эстетическими чувствами, которые умеют слагать стихи, музицировать,
создавать здания, рисовать, лепить, сможет художник-творец с внутренним
наслаждением возносить выше и выше чужой дух. Каждый раз всё с большим
восторгом и с большей глубиной пластический художник должен видеть в красоте,
возникающей в формах, в моделях, в планах, линиях, цветах – в прекрасном свете
Жизни, которая показывает их – внутренние истины, которыми они обладают.
Проникать в реальность и собирать там цветы красоты, в которые её преобразует
эстетическая эмоция. Необходимо признать, что художник размышляет о существе
вещей, содержащемся в аспектах, чтобы затем водрузить в своей душе их души.
Существуют триллионы триллионов малюсеньких красивых эманаций Высшей Красоты,
как вокруг звёздной системы существуют сотни и сотни солнечных систем.
Универсум состоит из универсумов физических и нравственных.
Душа, которая таким образом даёт людям наслаждение
искусством – дочь Небес! – она приятна Богу, Господу Миров, как исполнитель его
повелений, будь художник-пророк исполнителем
божественных намерений, понимания человеческой жизни, оживляющим безжизненное,
воплотителем, пусть и бедным (фатальная диспропорция!...) конкретной видимой
красоты в поисках лишь предчувствуемой абстрактной Абсолютной Красоты.
Не наступят ли время исследовать таким образом живую
Реальность, которую избирает справедливое Благо, Эстетика покрывает золотом и
превосходит, чтобы в Архиерейском облачении искусства открывать красоту,
которая существует во всём и с творчески вручить её душам, которые питаются ею?
Когда творчески воплотится «Святое Время» жизни, небесный дифтонг Любви-Красоты,
небесный дифтонг Красоты-Любви с общности с Людьми, Природой, существами,
вещами в самом прекрасном, благородном и нежном Свете Мира; в чистом воздухе
уединённых гор, в прекрасном воздухе Акрополей Красоты, в священном воздухе
Сигналов, которыми Создатель внушает созданиям основы Вечной Нравственности?
Когда?
Очень нужно, чтобы человеческая душа – прирождённый художник
и молитвенник – упивалась бы Богом, прославляя его, благодарно задерживалась бы
в нём, узнанная им, и, молясь, опиралась бы на него, приведённая в восхищение
его милостью, созидая благородное искусство с настойчивым упорством, которое и
является одной из драгоценных добродетелей: добродетелью сражения Красоты за
Добро.
Необходимо мобилизовать Дух – сегодня столь рассеянный, если
не отсутствующий вообще – так, чтобы он, поглощённый бескрайними горизонтами
Небесного Свода, любил бы Красоту, оправленную в размышление, резонировал бы с
эстетической радостью, учил бы руку художника, делая её твёрдой, пальцы, делая
их виртуозными, голос, делая его музыкальным, чтобы они вручали себя с
возможным для них совершенством людям.
Какой простор! Только дали приближают душу к тем высоким,
ради которых она и дышит!
Наконец, становится просто необходимым, чтобы пригоршнями,
как в широком жесте сеятеля, сильный и прекрасный Свет с золотых высот
восхитительных гор в Бесконечной Синеве спадал по холмам, поросшим деревьями,
меж которыми бы проходили лучи нерезкого света, которые спускаясь и научая,
распространяются, отдавая себя зелёным долинам, где растут, смиренно виясь по
земле, травы, нуждающиеся в поддержке светлой нежности.
Вот посев Идеального, религиозный и артистический, падающий
в землю своих естественных добрых качеств, которая, как и наша, пока не
обрабатывается - просто груда камней, но возделана прекрасными здоровыми и
искренними лучами португальского лиризма. Плодом станет возрождение сильного и
молодого духа во время утренней зари, в которой расцветет гений, талант, ум и
чувствительность восхитительных духовных красот.
* * *
Таким образом Чувство – это благородство, которое проявляет
себя и устанавливается, когда мужественная эмоциональность перед всем тем, что
существует великого в человеческой душе, и женская нежность, которая приближает
и укрывает собой скромную красоту добрых и простых созданий; чувство также
размышляет, и таким образом, в трепете фантазии своих мощных крыльев достигает
высших Высот, чтобы посвятить себя должному месту в Вечных Проблемах, столько
раз решаемых с Болью, предвидимых в горячности Поэзии и в воспарении Искусства –
Троице, которая со сложенными руками преклоняет колени на ступенях
строительства Души, устремлённых к Небу.
Да, ты хорошо говоришь, Ривароль: «Сердце – это всё».
Пылающее, оно наполняет душу энтузиазмом непорочного Восхищения, которое есть
Милось и Доброта; укрепляющее, оно омолаживает её своей ободряющей заботой, и
как поэт, сверкая божественными светом, является самым прекрасным
интерпретатором произведения Бога: ПРОИСХОЖДЕНИЯ. Сердце, которое и есть
Любовь, выделяется, когда в трогательном горении преображается в лирический и
мистический зов, который восходит к небесам и там укореняется с Поэзией и живёт
с Верой.
Сколько поэм, сколько романсов, сколько рассказов, сколько
драм, сколько трагедий должно быть соткано из человеческих душ, которые после
героических безвестных гомеровских битв становятся выше человеческого, выше
природного, достигая в высшей Красоте высшей истины!
Сколько!
Неужели не наступят эти времена?
* * *
Но стоит ли всё это снова пережёвывать, если времена
полностью изменяются, а характер больше не имеет цены? Стоит ли ждать всходов
тому, кто посеял семена в такую неплодородную землю?
И писать преданные «безумные слова» для всех этих
«неслышащих ушей», стоит ли?
« Всё стоит, если душа не мала!.[7]
КОНЕЦ
[1] Pessoas de Bem
[2] O Último Olhar de Jesus
[3] Amor Supremo
[4] Fatima
[5] Espanha
[7] “... Tudo vale a pena,
Se a alma não é pequena” – известная цитата великого португальского поэта Фернандо
Пессоа
Комментарии
Отправить комментарий