И в такой момент – разбитый учащей меня болью, освещенный
истинами вечной религии, поддерживаемый молитвами – я встретился со скульптором
Леонардо, центральным персонажем этой книги, и с ним я стал жить во внутреннем
согласии душ.
Вот он, прямо передо мной:
Леонардо обладал нетронутой душой и мягким наивным взглядом,
открытое выражением лица загорелого и окаймленного бородой моряка, сильного,
искреннего и простого. Его черные волосы, в которых уже были белые нити
пятидесяти лет, волнами опускались на темный и гладкий, почти без морщин лоб,
под крестьянскими сросшимися бровями близко к основанию крупного носа – большие
глаза c длинными
ресницами, карие (почти всегда покрытые пеленой тихой печали), которые принимали
выражение изумлённое, крестьянское и застенчивое при доброй улыбке. Идущая до
самых ушей, поднимающаяся на щёки, круглые, как галька, и лакированные, как
спелые яблоки, - борода – черная, курчавая, короткая и квадратной формы.
Маленькие усики, скромно загнутые на концах, позволяли видеть совершенное
очертание губ широких, крупных, верных и дружелюбных. Плечистый, грудь колесом,
мускулистые руки грузчика, крупные кисти каменщика – таким был этот геркулес, в
грубом теле которого цвела хрупкая душа ребенка.
Вся его крупная фигура излучала силу, но одновременно и
спокойствие. В его мужественном лице была одновременно жесткость и мягкость
первых христиан – рыбаков Генисаретского озера, которые оставили ради Иисуса
отцов и матерей, лодки и сети.
На улице, всегда в черной и мягкой шляпе, всегда одетый в
чёрное, всегда в белой рубашке и с черным узлом спускающегося галстука – в его
походке и мужественном обличье, всегда была при этом хорошая и простая
элегантность, - элегантность горного дерева, растущего в своей природной
красоте.
Мы встретились в час глубокого и интимного сродства. За
несколько недель мы узнали друг друга и полюбили. И вот уже наши души и наши
привычки «перешли на ты», как будто мы жили вместе с детства, как если бы мы
вместе ходили в школу.
В моменты наивысшего доверия я услышал от него самого, из
его искренних уст, рассказанную его голосом и покорными словами, биографию
артистическую и нравственную, которую я вам представлю в моей интерпретации.
Душа этого скульптора была сразу же положена передо мной так, как будто я уже
положил перед ним свою, в той же весне веры, и его жизнь повторяла в деталях
мою жизнь, если и не с таким беспорядком в чувствах, не с такими неумеренными
порывами амбиций и не с таким безумием романтических приключений, то, по
крайней мере в любовных разочарованиях, в сомнениях, в стремлениях и в
прожектах души. И поэтому, всё более и более узнавая в этой жизни путь, который
прошли многие души моего поколения, я вместо того чтобы писать задуманный мной
мистический роман c приятной меланхолией, с моими любимыми «воспоминаниями»,
предпочел (по крайней мере сейчас), служа моему искусству, обрисовать образ
интеллектуальный, нравственный и артистический одного человека, который, как и
я, страдал от зол любви, прошёл также через кризисы веры, и для себя и в себе
решил проблемы мышления, чувств и искусства, которые схожим образом занимали и
меня.
Таким образом, подобная книга, рассказывая на многих
страницах о жизни другого, будет содержать также и некоторые страницы моей
жизни.
Благодатная тема, видеть настоящее сродство наших правил
нравственных и артистических, обоюдно понимаемых и признаваемых, находящихся в
гармонии унисона, в которой есть столько же Красоты, сколько и Религиозности.
Он скульптор, я писатель. Разница лишь в материале, с которым мы работаем,
чтобы выразить наши эмоции и идеи. Один пользуется мрамором, другой буквами;
один придаёт форму глине, другой складывает времена. В остальном – братья: оба
служим чувствам и мыслям выходящим за пределы эфемерной жизни, оба любим в
красивых линиях и формах выражать благородные души, в которых смысл жизни – это
предмет каждого часа в жизни. Оба уверены как в жизни естественной, так и в
жизни сверхестественной. Таким образом наше сходство столь тесно, такое
братское, что как будто бы я, вместо того, чтобы писать, ваял бы скульптуры, а
он, вместо того, чтобы делать скульптуры, писал бы. Однако, скульптор не умеет
писать, но чувствует и думает, как писатель, который не умеет ваять, думает,
как он, и как он чувствует в себе то же биение идей, ту же вибрацию эмоций и
поклоняется тому же культу Красоты, так же предан форме, так же страстно
стремится выразить себя. В конце концов, движения его души были движениями
моей. Итак, в спокойном блаженстве я создал произведение, которое последует
дальше, которое я мог бы назвать: «Пути биографии духовной и артистической
португальского скульптора, изложенной португальским любителем слова, чтобы дать
урок поколению, которое, движимо лихорадкой негативизма и обеднено скептицизмом
– поколению душ аристократических и элегантных, однако столь неверующих и
ироничных, что много теряя и много смеясь, оно не сумело создать настоящего творения,
которое бы смогло напитать и удовлетворить жадное стремление к идеалу».
Но так как в современном помешательстве, очарованные которым
мы живём, не принимается никаких остановок, чтобы это ни было, было бы
катастрофой поставить заголовок столь длинный и тяжёлый, такой заголовок для
монашеского, плотного и пресного средневекового фолианта, переплетённого на
века в дерево и телячью кожу. Поэтому я ограничился названием «Последний взгляд
Христа», и не задержался ни на мгновение, чтобы не столкнуться с подобным
заглавием – мистическим, как аура или золотой обод, который итальянцы тринадцатого
века рисовали на фресках вокруг голов святых, простодушно поднимающихся из
темноты в глубине небесной лазури на апсидах и на хорах христианских базилик,
вдохновлённые ориентализмом Чимабуе, Дуччо, и византийских корней.
Post-scriptum:
Только сейчас я понял, что забыл сказать, кто же я! Как
сделать это? Не знаю. Если бы я мог рассказать здесь о моей бурной жизни,
составилась бы длинная романтическая новелла, полная драматических эпизодов –
что нарушило бы равновесие этой книги! Ни в коем случае! Поэтому я ограничусь
тем, что напишу дюжину страниц, на которых лишь очерчу несколько главных
характеристик, которые так или иначе меня покажут:
Меня зовут Эрнесто, я писатель и дожил до пятидесяти лет.
Уже есть седина, волосы спереди поредели, лицо пересекли морщины: на лбу,
потому что я много размышлял; в уголках рта, потому что много страдал. Пыл
моего грешного взгляда, амбиции и удаль сегодня сменились, тихим светом
снисходительного добродушия, и даже состраданием к другим и к себе… Эти
стремительные руки, которые бежали по бумаге, не делая ни остановок, ни
исправлений, научились сдерживаться, согласовывать в размышлении и с чувством
меры лаконичность и точность в выражениях; и более того, и лучше того –
научились складываться в священном жесте, который раньше им был неизвестен –
простираться к Богу для молитвы.
Я во всём был преждевременен: в 19 лет уже опубликовал два
романа! Эти книги были светом моей фантазии, взрывом пороха моего темперамента,
пожаром моей обнажённой и грубой чувственности без тени какой-либо
осмотрительности и без морального лицемерия. Тогда Жизнь была для меня
инстинктивной жизнью моих изливающихся чувств: солнце сверкало в моих глазах,
странным жаром горел мой ненасытный рот, с жадным свистом всасывал я и глотал
ароматы сада жизни. Я понимал, что молодость имеет все права, все. Бог был для
меня лишь принадлежностью моей собственности – моей души, которой я должен был
пользоваться без остатка. Моя обязанность юноши состояла лишь в одном: быть
юношей, а значит, наслаждаться всем, что жизнь содержит и предлагает мне. Жизнь
кричала вокруг меня, а я кричал жизни! Мои желания мяукали, как кошки, мычали,
как быки, ревели, как львы в диком лесу. Одна единственная жизненная сила –
Желание. Одно единственное движение:
неистовое стремление к идолу – Женщине. Наэлектризованный чувственностью,
которая исходила ото всего, что светится, смеётся и поёт, моё тело, будто бы
сделанное из ивовой лозы дрожало, скручивалось, сжималось перед сводящим с ума
спектаклем женской красоты, мои желания походили на рот вампира, они были
страстным пламенем алых раздвоенных языков, которые двигались стремительно и
безумно. Похотливая радость трепетала в моих адских улыбках; это было мольбой,
взывающей к телу; безбожная осанна моих убеждений и мой страстный гимн красоте
линий и форм чудесного тела горящей желанием женщины.
А моё незащищённое сердце шло в одиночестве по миру в
бродяжничестве человеческого сумасшествия!
С какой страстью я любил Жизнь! Жизнь ослепляла меня, я
хотел овладеть ею всей, обнять её всю, всосать её всю, я был поглощён этим
ослеплением, весь в этой неутолимой жадности пить, извлекать, получать все
удовольствия, которые были в жизни. Бежать, топтать, побеждать. Это была
лихорадка нервов, агония крови!
Я желал этого без оглядки. Жадный до денег, ненасытный до
удовольствий, если было у меня тысяча эскудо, я бы знал, как потратить их
красиво и с блеском. Иногда меня охватывала безмерная гордость на манер
стендалевского Жюльена Сореля; художник, я хотел жить феодальной жизнью
Рубенса, в роскоши его дворца на улице Мейр, я мечтал мечтами Вилье де
Лиль-Адана, «жить в волшебном дворце», я возносился в амбициях быть Крёзом из
древней легенды, чтобы, окружённый роскошью, жить на самом верху величия. Если
бы тогда у меня была бы власть и богатство Луи XIV, мне бы не хватило и трёх Версалей!
Я женился, разводился, рвал отношения, уходил, соединялся,
оставлял – и все эти слова, связанные одно с другим называли мои несчастья и
грехи.
Я любил как безумный! Какая неугомонность! Сколько драм! Я
жил без дисциплины, в беспорядочном конвульсивном ритме странного удовольствия,
которое истощало меня, меня соблазняла непредсказуемость приключений!
Я принял немыслимые битвы, страдал от огромных потерь, но
моё семижильное сердце, крепкое и отважное, дерзкое и стойкое, что в глубине
тёмно-зеленых вод, что в белой пене высоких волн, выходило всегда из бурь!
Потерпевший кораблекрушение, с лёгкими, вновь заполненными воздухом, с душой,
возвратившейся к жизни, я нисколько не исправлялся, и снова низвергался в
пропасть сладчайших грехов, или прятался в чаще музыкального леса истощающих
приключений, где пели хоры сифильд.
Комментарии
Отправить комментарий