Мой любимый букинист не смог выполнить мой заказ и найти нужные книги моего любимого португальского писателя Антеру де Фигейреду. Но он нашел мне его книжку. которую я не заказывала. У книжки есть предисловие. Оно достойно того, чтобы его читать как самостоятельное изложение философии истории. Плюс - такого стиля изложения встретить сегодня уже просто нельзя.
Антеру де Фигейреду
ЛЕОНОР ТЕЛЕШ. Цветок небес.
Предисловие к первому изданию
Эта книга, как и мои «Дон Педро и Дона Инеш», представляет
собой отрывок из истории, переложенный в произведение искусства – и этим я хочу
сказать, что прошлое – это поле для понимания чувств, так как оно воскресает с красотой, когда его
восстанавливают посредством яркого и эмоционального воображения, посредством
почтительного изучения и ясного ума. Оно составляется скрупулёзно внутри
фактов, очищенных одним древним хронистом, который впервые внес в историю
данную тему, и другим, который вновь стал их изучать по документам канцелярии,
хранящимся в государственном архиве – направляемый в этом произведении идеей
Мишле: «История есть возрождение».
Эти сохранившиеся авторы – один блюститель чистоты древнего
короля и хранитель записей, другой, монах королевского монастыря – нуждаются
быть прочитанными как по строкам, так и между строк – как в том, что они
написали, так и в том, о чем умолчали. Вот и всё.
Поскольку в том, что рассказано, нет какого-то утверждения,
которое не бы могло бы быть подтверждено этими источниками, то книга содержит
минимальное количество цитат и разъяснительных замечаний. Таким образом, книга
не замутнена пышностью эрудиции, которая её не вдохновляла, стараясь быть
максимально близкой к той легкости, которой желала достичь.
Все историки искажают истину, глядя на неё через свои критические
предубеждения; и тем больше эти искажения, чем больше они силятся найти новые
интерпретации и включить их в итоговые синтетические выводы.
Особенно за пределами систематизации или более-менее
связанных научных фактов, это отклонение становится фатальным, так достаточно
простого предвзятого прочтения невинного документа, чтобы оно стало частью
субъективности историка – его личной точки зрения – и все меняется. Он думает,
изменяет. Общие идеи существуют для философов,
эмоции – для поэтов. И те и другие видят сущность через эти свои
предустановки, которые считают абсолютно истинными, и которые сами не проходят
через индивидуальные видение и чувство. Про историю можно сказать, что она не
только (как Амиель говорил о пейзаже) состояние чувствующей души, но ещё и
состояние интеллектуальной души, она есть синтез ассоциации идей историка. Все
изменяют её, но ведь меньше ошибается тот, кто меньше думает.
Лучше разума в истину проникает интуиция, но лучше и разума
и интуиции разгадывает истину чувство. Поэт лучше видит звезду, чем ученый. У
разума ограниченное видение, только чувство проникает в бесконечные
пространства, и идет, идет дальше, когда истощённый разум уже остановился
далеко позади!.. Разум делает мир холодным, если тот не объят чувством.
В конце концов, неизвестно точно – что такое история, но
есть ощущение того, что она есть красота. Мысль вступает беспорядочно в критику
данных фактов посредством общих идей; а в это время чувство никогда не
сомневается в себе самом, восхищаясь прекрасными вещами. Меж тем, среди всех
исторических деформаций простительная только одна, та, которая используется для
мечты (пищи жизни) и которая упражняется в чувстве прекрасного, блистательное
совпадение, в котором души в экстазе встречаются с себе подобными и
дружественными. Я так думаю, потому что так чувствую. Такова моя краткая
философия в простом чувстве.
1916.
Комментарии
Отправить комментарий