ЗАВЕРШЕНИЕ
Через несколько дней после того, как было
написано это душераздирающее письмо, Рикарду де Мелу пошел искать Габриэлу в Приюте
всех Святых. Он шёл от Рауля и нёс ей вместе с мирным словом прощания пачку
писем. Рикарду казалось, что Габриэла спокойно и покорно примет известие о
скорой женитьбе Рауля, о которой, вероятно она уже знала, поэтому он, открыто
глядя ей в лицо, сказал:
- Как вы знаете, Рауль женится в ближайшие дни
на Маргариде де Соуза.
Габриэла выразила живейшее беспокойство. Она
стала бледной, как мел. Наступило молчание. Рикарду продолжил, внимательно:
- Верьте, Рауль не хочет ничего, кроме как
вернуть вам ваши последние письма – и положил в её руки завязанный пакет.
Габриэла, схватив пакет и огорчённо глядя на него, сказала с обескураженной
улыбкой:
- Мои дорогие письма!
И, положив их на колени, начала расстроено
развязывать веревку, которая их соединяла. Её руки дрожали. Зубы стучали. Из
глаз лились слёзы. Она находилась в высшей степени потрясения.
- Такая потерянная любовь!.. – прошептала она
сквозь душившие её рыдания, и мёртвыми выглядели её дрожащие пальцы.
Немного погодя, выплакав над письмами почти все
слёзы, пролепетала:
- Я возьму вас с собою в гроб! И прижму вас к
груди в судороге, чтобы вы уже не могли освободиться.
Внезапно её взгляд наполнился испугом,
сомнением, вопрошанием, изумлением и возбуждённые пальцы побежали по письмам –
одно за одним, щупая их, проверяя их, глядя и снова разглядывая конверты,
проверяя, удостоверяясь и убеждаясь в оскорбительной правде, в которую её
поражённые глаза не хотели верить, и которую не хотели видеть: письма были
нетронутыми! Рауль (который в середине марта сменил дом, и лишь позже, когда
уже снова возродилась его любовь с Маргаридой де Соуза, получил письма все
сразу, и тут же вручил их Рикарду) никогда их не трогал, никогда не открывал,
никогда не прочитал в них ничего! ….. и таким образом этого закрывшегося сердца
не достиг ни один вопль любви, который разрывал изнутри эту безумно влюблённую!
Габриэла страдала теперь от самого бесчеловечного удара, который только мог
быть нанесён женщине, гордившейся своей любовью: абсолютного презрения от того,
кого она любила!
Это было, как замедленная мина. Она онемела,
оглохла, ослепла для всего. Её движения были парализованы, её душа перестала
что-либо чувствовать. Руки повисли вдоль тела, и письма, падая, рассыпались на
колени, на подол юбки, на пол. Габриэла, оцепеневшая, смотрела на них глазами
остановившимися, потерянными в приступе боли, которая уже не болела; так
продолжалось несколько секунд, потом, будто бы следуя по внутреннему пути
печальной меланхолической идеи, проникла в это оцепеневшее состояние струйка
мучительного выражения, взор остановился на письмах, голова задумчиво
повернулась, появилась огорчённая улыбка, голова покорно склонилась на грудь, и
Габриэла, безжизненно вытянув руку подняла с пола письма, взглянула на них
глазами, полными слёз, и начала медленно, тихо, нежно читать на конвертах имя
Рауля де Магаляеша.
- Рауль, мой Рауль!.. – шептала она нежным
голосом, и на её лице не было ничего, кроме душевного восторга, на её дрожащий,
освящённых болью любви губах была только божественная улыбка раненого
страдания……
- Мой Рауль, мой Рауль!.. – шептала она, глядя
всё время огорчённо на дорогие письма, произнося всё время тихо и нежно это
дорогое имя, начала рассматривать на полу сквозь открытые и лёгкие пальцы эти
письма – розы любви, растерявшие свои лепестки в печальных разочарованиях!..
Внезапно она решительно поднялась, и её жесты,
покорные и нежные стали жёсткими, взгляд зажёгся огнём безумия, рот исказился
гневом, голова порывисто откинулась, вся фигура и лицо облагородилось
гордостью, но тут же эта величественная маска исказилась печалью, когда, она
подняла правую руку к сердцу(рука была сжата, как будто держала его и защищала
его), и нервные пальцы, казалось, закрывают в груди болезненную рану!.. Вслед
за этим её поразили сильнейшие муки, от которых взгляд остановился, пропитанный
болью. Габриэла, стоя, с глазами и ртом в агонии, страдала, как при смерти!
Рикарду, взволнованный, подбежал и обнял её. У
Габриэлы были холодные руки и покрытый
холодным потом лоб. Она начала говорить, но положив голову на плечо друга
Рауля, захлебнулась в рыданиях, вздохах, всё более горестных, всё более
хриплых, за этим последовал сильнейший взрыв гнева, она кусала себя, рвала на
себе одежду, билась в судорогах пока не упала на пол, и конвульсии сменялись
полной неподвижностью. Прибежали слуги. Пришли доктора. Приступ был долгим.
В последующие дни повторились приступы, во время
которых она выходила утомлённая и неосознающая ничего, как будто потерявшаяся в
сумерках… Габриэла отказывалась есть, не могла видеть света, убегала ото всех,
дрожала от страха, её истощала бессоница, у неё до обмороков кружилась голова,
а головные боли пронзали её как острые гвозди.
Под конец недели в этом расстроенном мозгу
возникли первые безумные галюцинации. Под вечер Габриэла, которая проводила
большую часть дня в меланхолическом оцепенении, жалуясь на сильнейшие и очень
острые боли в голове, сидела на скамейке в саду, на коленях её лежала охапка
цветов, руки опущены, лицо воздето к небу, казалось, что её печальные глаза и тяжело
дышашие ноздри впитывали со сладострастной горечью вместе с теплыми запахами
весны долгий обморок сумерек цвета крови, который ёе ослаблял и ранил. С ней
была служанка, говорившая ей какие-то простые вещи, которые расстроенная
больная не слушала. Всё вокруг дышало спокойствием: лишь вдалеке журчала струя
воды, падавшая в водоём. Внезапно резким движением Габриэла поднялась, потом
прислушалась и сказала тихо, очень тихо и нежно:
- Не слышите?.. Не слышите?.. Это мой Рауль
играет «Source»
Листа. Она положила цветы и пошла, шаг за шагом по направлению к источнику с
воздетыми кверху руками, и эти тонкие открытые руки как будто хотели удержать
какой-то звук или паузу, которые возникали; она шла очень медленно, едва
касаясь легкими ногами земли; её крылатая фигура кого-то слушала, в
одухотворённости её зеленых глаз, к изгибе её поднятых бровей, в её
полуоткрытом рте, в её движении искривлённом и решительном – во всей её нежной
и хрупкой фигуре было возвышенное веселье сладострастного экстаза, который
делал ей мягкой, как тень, и свежей, как цветок!
Уже острый месяц показался между темных ветвей
постриженных деревьев, а Габриэла, улыбаясь, влюблённая, продолжала слушать в
падающей воде источника музыку Листа в исполнении Рауля – её возлюбленного!
Этот и другие припадки безумия продолжались:
одни – с эротическими мечтами, другие – с трагическими кошмарами. Однажды глаза
Габриэлы наполнились ужасом и её всю скрутило, когда она услышала крики дочери,
разрываемой и пожираемой тигром, который привиделся ей – там, в белой спальне
её такого далёкого колледжа.
Несколько недель спустя Габриэла вошла в
отдельную комнату Госпиталя для сумасшедших Графа де Феррейры.
КОНЕЦ
Комментарии
Отправить комментарий