…пугать ежей… (абсолютно португальская история)

 В Лиссабоне было под 40 градусов жары. Самолет на Москву задерживали.

Ele (он)

Его тянуло в Россию. Мечтал когда-нибудь год провести в Якутии.

Первый раз он поехал в Россию учиться. Сразу, как только освободился из тюрьмы после португальской мирной революции гвоздик 25 апреля 1974 года. Остался тогда на десять лет. Потом вернулся обратно.

Переводил иногда. Русскую прозу – на португальский. Совсем для себя – стихи, Бродского. В последние годы стал возвращаться на несколько месяцев поработать и пожить в Москву. В Россию тянуло. В Лиссабоне особенно ничего не держало. Дочки выросли. Дома разладилось и не слаживалось никак обратно.

У него уже была PhD. Но была мечта. Докторская в России. Мечта в нынешней России не очень понятная. Собственно, за этим он и летел в этот раз в Москву. Рассчитывал провести там год.

С такими планами на жизнь за багаж пришлось доплачивать: 2 чемодана по 30 кг превышали разрешенный вес. Он ещё не знал, что будет с этим багажом. И со всем остальным тоже.

Посадка тоже не заладилась. Всегда регистрировал on-line места в самолете на первых рядах. В этот раз как-то забыл. Регистрировался off-line в числе последних в аэропорту. Дали место в конце у самой стенки.

Ela (она)

Португалия упала на неё наваждением полтора года назад. Тогда Лиссабон был выбран случайным местом проведения длинных русских новогодних каникул. Каникулы кончились. Но сердце осталось в Лиссабоне (на португальском это будет лучше: O meu coração está em Lisboa). Теперь заканчивался пятый приезд в Лиссабон. В голове был уже португальский язык: уровень едва Pre-Intermediate: поддерживать несложные беседы и читать. Не уходила оттуда сегодня никак фраза из вчерашней проповеди в церкви лиссабонского района Graça: «Nossa vida não é nossa» (наша жизнь – не наша). И совсем уже подарком Лиссабон вдруг позволил из кусочков португальской жизни, песен и книжек сложить понимание сути таинственного португальского чувство «saudade», испугаться и захотеть испытать его полностью.  В чемодане лежала  куча португальских книжек и фильмов. За багаж, конечно, пришлось переплатить. Книжки весили больше дозволенных 23 кг.

Одной книжки все же не хватало. Это был роман Сарамагу «О ano da morte de Ricardo Reis». Роман был прочитан по-русски недавно. Вообще, португальская литература в России почти не представлена. Но Сарамагу повезло. Нобелевских лауреатов в России считают нужным переводить. И перевод был отличный. Теперь хотелось его прочитать по-португальски. Но ни в одном книжном магазине Лиссабона романа не было. Других книг Сарамагу – навалом. А этой – нет.

Самолет задерживали. Торопиться было некуда. Можно было медленно идти по длинному аэропортному коридору (так как на Москву из Лиссабона всегда улетаем из самого дальнего гейта) и заходить в мелкие магазинчики по пути. Последний был книжный. На нижней полке лежал он. Роман про Рикарду Рейша. Толстый, как все португальские книги. Тяжелый. И недешевый.  Купить или нет? В чемодане уже достаточно книг дня чтения. Португальский у меня слабый, а Сарамагу очень сложный… - Вы карточку принимаете? И книжка с чеком в руках. В сумку не помещается. Зато можно углубиться в чтение, и не видеть соотечественников, возвращающихся «с отпуска» из Португалии, ведущих себя так, что становится стыдно – и за них, и за себя, и за все, в чем вообще не виновата ни разу.

Объявили посадку.

Ele (он)

В автобус, который повезет к самолету, зашел первым. Автобус будет ехать долго. Устроился удобно у противоположных закрытых дверей. Было, куда прислониться спиной. Поставить маленький чемоданчик на колесах, держаться за поручень тоже удобно.

Ela(она)

На посадку лучше идти первой. Русские туристы везут с собой столько сумок в ручной клади, что есть риск свою небольшую уже нигде в самолете не разместить. В автобусе у противоположной закрытой двери стоял мужчина. Один и молчал. Рядом было как раз удобное место. Есть, куда поставить маленький чемодан на колесах, стоять устойчиво. И почитать. Потому что автобус долго заполняется, потом долго едет по полю. И дальше – в Сарамагу, о том, как Рикарду Рейш приплыл в Лиссабон, как в Лиссабоне лил серый дождь, и как пожилая дама у причала уронила и разбила зеленую шкатулку с милыми сердцу вещами.

Ele (он)

Рядом встала женщина. С книжкой. Португальской. Он был уверен, что женщина – русская. Заглянул в книгу. Ого! Сарамагу. Автор прекрасный, но очень сложный. Выбор романа тоже непростой – «Год смерти Рикарду Рейша» – фантастическая история о вымышленной жизни гетеронима главного португальского поэта Фернанду Пессоа.

Автобус приехал. Все выгрузились. Он зашел в самолет, пошел к своему самому последнему ряду. Женщина с Сарамагу уже сидела где-то в середине и улыбнулась ему, как соседу по автобусу. Он внезапно для себя самого остановился: вы же русская? Русская. Но читаете по-португальски? Ну, это слишком громко сказано, но я бы очень хотела читать по-португальски, и говорить. Можно я с вами потом поговорю? Я буду счастлива! Тогда посмотрим, если будет свободное место рядом с вами или со мной…

Все расселись. В самолете, заполненном в основном русскими туристами, было одно свободное место. Рядом с ней…

Eles(они)

О чем разговаривают незнакомые люди? Почему вы любите Португалию? Хотите говорить? А попробуйте прямо сейчас…. Fala potuguês! Вы ели бакаляу? Не понравилось? Это было плохо приготовлено. Я приготовлю вам хорошо, и вы будете кушать бакаляу. Вы очень хорошо говорите по-русски. Почти не делаете ошибок. Как вас зовут. Как?! Я такое имя не запомню все равно. А я вам напишу.  И почту. И телефон. Рикарду Рейш - это Фернанду Пессоа. Вы знаете? Вы были в его доме? Была. А какие стихи его вы знаете? Я переводил Бродского. Пилигримы. На португальский.

Лететь до Москвы пять с половиной часов. Садимся вечером в Лиссабоне, прилетаем утром в Москве. Пассажиры стараются поспать, потому что ночь съест разница часовых поясов. Свет выключили.

Мне с утра прямо на работу. Буду спать. Так  неудобно. Ложитесь ко мне на плечо. Так лучше. Через час рука оказывается в руке, потом другая в другой. Не открывая глаз и даже почти не просыпаясь. До Москвы. Я напишу. Или позвоню. Мы встретимся.

Ele(он)

В Домодедово она подошла уже со своими чемоданами, заполненными Португалией. Весь багаж пришел, а моего нет. Давай узнаем. Куда нам обратиться, если багажа нет? Да, спасибо. Меня ждет такси. Я буду понимать про багаж. Уехала. Он провел ещё два часа в аэропорту. Выяснил, что два раза по тридцать килограммов продолжают оставаться в Лиссабоне. Приедут, но не раньше, чем через два-три дня. Звоните. Багаж удалось получить только на четвертый день…

Primeira carta (Письмо первое. Написано латиницей)

Привет. Вот Самарагу и есть причина. У него есть книга "Ensaio sobre a cegueira" (Обучение слепоте). Ты знаешь. Придется видеть, что действительно есть. Не знаю, что будет, но знаю, даже как неверующий, что бывает иногда «чудо».

Мы с тобой находились в 10 км от земли. Если небо есть (я не знаю), то мы были ближе к нему. Сила тяготения уже работала наоборот.

Если взять бразильского поэта Drummond de Andrade ..., у него есть стихотворение "e agora José?" (ну, и что ты теперь сделаешь, Жозе?), то можно сказать чуть иначе: «e agora?» или «e agora ты?» или точнее «e agora мы?»

Eles(они)

Е agora? Они решились.

Все остальное как у всех. Но было что-то и не так.

Например, не было цветов, как было бы, будь он русским. Зато был, как дар, суп, протертый дважды через сито, потому что иначе не тот вкус. Он кормил её. И бакаляу. Конечно.

Был длинный перевод Пастернака с русского на португальский. Пастернак и так сложный, а они выбрали чуть ли не самый сложный стих.

Любить - идти,- не смолкнул гром,
Топтать тоску, не знать ботинок,
Пугать ежей, платить добром
За зло брусники с паутиной.

Пить с веток, бьющих по лицу,
Лазурь с отскоку полосуя:
"Так это эхо?" - и к концу
С дороги сбиться в поцелуях.

Как с маршем, бресть с репьем на всем.
К закату знать, что солнце старше
Тех звезд и тех телег с овсом,
Той Маргариты и корчмарши.

Терять язык, абонемент
На бурю слез в глазах валькирий,
И, в жар всем небом онемев,
Топить мачтовый лес в эфире.

Разлегшись, сгресть, в шипах, клочьми
Событья лет, как шишки ели:
Шоссе; сошествие Корчмы;
Светало; зябли; рыбу ели.

И, раз свалясь, запеть: "Седой,
Я шел и пал без сил. Когда-то
Давился город лебедой,
Купавшейся в слезах солдаток.

В тени безлунных длинных риг,
В огнях баклаг и бакалеен,
Наверное и он - старик
И тоже следом околеет".

Так пел я, пел и умирал.
И умирал и возвращался
К ее рукам, как бумеранг,
И - сколько помнится - прощался.

- Я «sinto» (чувствую) очень это стихотворение, но не все слова понимаю.

-  Даже я не все слова понимаю))

Как перевести, если все истории не те? Ну, кто там, в Португалии, пугает ежей? Кто видел, как растёт брусника? В чем зло брусники с паутиной? «Лазурь с отскоку полосуя» – на это ушло минут тридцать разъяснений. Может быть, ему должно быть понятно это: Смеркалось. Зябли. Рыбу ели. Но там другая рыба, иначе зябнут, и другие сумерки. Все – другое. Любовь, правда – та  же. Как оказалось. Бог в помощь, а также ABBY Lingvo, его понимание и её способность представлять обстоятельства. С их помощью теперь вместо того, чтобы писать «я тебя люблю», он писал «пугать ежей». Все было понятно.

Беседы в обратном направлении. - Я правильно понимаю Saudade? Это чувство, которое возникает, когда все, что было дорого, умерло? Чувство потери – самое сильное. Такое сильное, что жить невозможно, но не жить нельзя? И в итоге есть шанс получить бесстрашие (но не бесстрастие, такое «страстное бесстрашие») и стать независимым от цепочки событий, в которое мир тебя вовлекает? – Милая, почти. Но есть важный аспект, его часто упускают: saudade может относиться и к будущему. Пессоа знал об этом. Он писал о «saudades do futuro»: как о тоске по будущему, которого не будет, которому не сбыться, которого не будет потому, что вместо него будет другое.

Мы поедем в Якутию? Поедем, конечно.

Ele (он)

Разговор с Лиссабоном в скайпе заставлял поменять все. Он снова будет нужен дома. Он вернется в Лиссабон. Не прямо сейчас, но вернется. Начатое нужно прекратить, потому что потом будет не разорвать. Потому что потом только порваться самому. Как сказать? Что сказать? Как объяснить, когда объяснить невозможно и не хочется? Когда-нибудь потом. Когда будет это потом? Видимо, не случайно багаж хотел остаться в Лиссабоне.

Он искал способ сохраниться вместе. Предложил дружбу. Полную и безоговорочную. Как капитуляция. Она не согласилась, но предложила «культурный обмен»: она ему русский язык, он ей - португальский. Это был хороший прагматический выход. Минут на 15, после которых стало очевидно, что выхода нет. Точнее, он есть. Португальский. Расставание. Смерть всего. И абсолютное чувство saudade, распространенное в прошлое и в будущее. И он написал последнее письмо…

Última carta (последнее письмо)

Saudade будет взаимным. Adeus.

Ela (она)

Это был последний кусочек в картину того, что есть Saudade. Как удар. Мы привычно стремимся к разделенной и взаимной любви. История, полагаем мы привычно, должна закончиться ей. В Португалии история заканчивается saudade. Желание исполнено: чувство saudade получено. Высшее видимо, saudade, потому что разделенное и взаимное. Идеально по-португальски: esperança sem esperança (надежда без надежды).

…нужно покупать следующий билет в Лиссабон